К какому же жанру литературы относятся "Путешествия"? Автор, как непрофессионал, об этом счастливо не ведает, и в этом его счастье, он целен, как сама реальная жизнь, в которой все густо замешено. Так что в этом неведении - прелесть наива, например, даже пушкинский Онегин не мог отличить ямба от хорея, сколько его не били. Упертый был мужик, то-то и стал "лишним"!

В те проклятые самодержавные времена "лишние" люди были такой редкостью, что им посвятили свои произведения лучшие литераторы того времени. И сегодня в школах пишут сочинения типа "Образ Онегина", грибоедовского Чацкого, лермонтовских Печорина да Арбенина. ... и обчелся! То ли дело наши в дни - дни великой П-ОЙКИ: лишних людей - десятки миллионов. На это слово уже не хватает кавычек, оно начисто утратило исключительность. Лишним стал целый народ - и мировое цивилизованное сообщество в страхе ожидает наплыва десятков миллионов беженцев. Мягко говоря, не с самыми лучшими манерами.

Автор же правильно делает, что не вникает в жанровые дефиниции, это уже забота и работа моя, критикессы. А разобраться - сложно, трилогия - многоплановая, многожанровая, etc. С одной стороны, она продолжает добротные традиции прогрессивной отечественной и зарубежной литературы, наработанные в жанре путешествий, снова вспомним "Путешествие из Петербурга в Москву" Н.А.Радищева, А.П.Чехова - на Сахалин... Ю.А.Сенкевича - на "Кон-Тики". "Блуждающие звезды" Шолом-Алейхема (Рабиновича). Путешествия Сэмюэля Л.Клеменса (М.Твена), П.И.Чичикова, О.-М.И.Бендера, Гулливера.

С другой стороны, автор не уходит от главной темы литературы эпохи П-ОЙКИ - лагерной (Солженицын, Шаламов, Н.Мандельштам, Гинзбург, Марченко и многие-многие другие...). Выступая более глобально - как зек лагеря-страны, он обобщает тему до масштабов всего социалистического лагеря.

... И вместе с тем, трилогия может быть отнесена к публицистике, философической опусистеке, поваренной книге, документалистике, плутовскому роману, научной и ненаучной фантастике, мемуаристике, семейной хронике, этологии (науки о поведениии животных), депулогии (о поведении депутатов) - в общем, черт знает что.. Автор, не разбираясь в литературных жанрах, лихо их перемешал. Какой-то фрагментарий. Отдельные новеллы или рассказы. Документы и анекдоты времени. Бесхитростная фабула - ни тебе каких-то перипетий, поворотов темы, детективных сюжетов или любовных линий.

А главный лирический герой не свершает никаких величественных подвигов - не закрывает своим телом вражескую амбразуру, подобно Александру Матросову; не закладывает родного отца, как Павлик Морозов; не направляет свой пылающий самолет в колонну немецких танков, подобно Николаю Гастелло; не рвет на себе рубаху, чтобы выдрать из груди сердце для освещения пути другим гражданам, подобно горьковскому Данко; не подсказывает, как  гоголевский Тарас Бульба, свои подчиненным, героям-козакам, как удрать от поляков, горя при этом синим пламенем; не молчит под пытками в гестапо, подобно фадеевскому Олегу Кошевому; не поджигает дома и хозяйственные постройки крестьян в селе Петрищево, подобно Зое Космодемьянской; не коллективизирует  донских казаков аки шолоховский Давыдов, и т.д., и т.п. (см. учебники русской и советской литературы для средних школ).

Так, живет себе совок, как Б-г на душу положит - работает в НИИ, вузе, халтурит. Читает лекции в обществе "Знание". Выгуливает собаку. Воспитывает сына, студентов, начальство, племянников - кто подвернется под педагогическую руку. Ездит в командировки - по служебным или лекторским делам. А летом - на отдых. Пока доставал - по путевкам. Нет - починил старую лодку и на ней, посадив рядом МЖ и выставив на нос пуделя Атоса, выезжает на природу. Самая заурядная жизнь. Как у миллионов семей. Ну, грохнул Чернобыль. Так на всех же. Ну, обрушилась П-ОЙКА. Тоже на всех. Что ж тут такого?

Но он об этом написал. Научные заметки. Как сам указал, "без претензиев на большую литературу". На глобальные обобщения. На поучение кого бы то ни было. Он лишь стремился быть предельно честным с собой и поведать, что пережил простой радиоактивный киевлянин за страшные годы развала Империи, названные П-ОЙКОЙ, когда большевики в своей излюбленной манере прежнюю систему,- да, кровавую, да, подлую, да, такую-сякую, сякую-такую - но Систему (!), пусть нищенского и позорного, но - хоть какого жизнеобеспечения, взялись уничтожить до основанья, вместе с обитателями, а затем..

.... И книжка - читается! Верю - как говаривал Станиславский. Своей многоплановостью "Путешествия" существенно раздвигают границы жанров путешествий и лагерей. Странствия автора - не только перемещения между географическими пунктами, это - движение в многомерном пространстве координат - событий, явлений, мифов, дефицитов, фабрик, гостиниц, заводов, депутатов, кораблей, радиоизотопов всей таблицы Менделеева, идей, и, не без того, расстояний и времени. Но главное путешествие - это путешествие в душу лирического героя, которого автор совсем не отождествляет с собой, хотя, конечно, в основе книг лежит его жизненый опыт и события П-ОЙКИ, жизни страны, преломленные через его сознание.

Почему же так захватывает книжка, почему ее нельзя читать в муниципальном транспорте или в очереди - то плачешь, то смеешься - принимают за психичку? Несомненно, занимательность кроется в кажущейся бессюжетности, в непредсказуемости событий, все время находишься в напряге: куда еще, в какую тему тебя упечет автор, а что там, за каждым поворотом? Но, думаю, главное, почему захватывает книжка,- и это мое открытие в искусстве, за которое самый гуманный в мире советский ВАК присудил мне honoris causa ученую степень доктора искусствоведения,- потому, что прежде всего она - о любви. Стержень, скрепляющий воедино все как будто независимые фрагменты - именно Любовь, хотя автор отдает должное и Вере, и Надежде, и их матери Софье.

Для этой любви автор черпает силы в мировых образцах - Лейлы и Меджнуна, Антония и Клеопатры, Ромео и Джульетты, Владимира (Ульянова) да Иннессы (Арманд), Николае и Елены (Чаушеску), Раисы и Михаила (Горбачевых)... Автор хотел включить в свой мартиролог еще одну монархическую чету - Алису да Николая Романовых, но застрял между последним "Огоньком" да Валентином Пикулем с его "У последней черты", столкнувшись  с невиданным плюрализмом мнений по одному вопросу.

Автор тоже любит свою дражайшую МЖ, и считает себя не "ученым мужем", а "мужем ученой" - кандидата химических наук, доцента. Но он не замыкается в узких рамках этой любви. Речь, конечно, не о тех небольших эпизодах, где он вынужден приносить определенные жертвы ради еще более высокого, чем любовь, чувства - патриотизма. Нет, он еще любит, как настоящий патриот, но интернационалист, обе свои Родины (социалистическую и историческую), их бескрайние или весьма ограниченные просторы (включая и те, на которые претендуют арабские властолюбцы). Любит СЭВ, Партию, свою работу, вуз (и студентов), королевского пуделя Атоса, сына, лекции (и тех, кто к нему приходит), женщин (и тех, которые от него уходят)... Но он не просто любит, но еще помогает материально объекту своей любви - СЭВу (собой), Партии (лекциями), пуделю (мяском и лаской)... Поэтому порой в "Заметках" и слог бывает коряв, и язык - сучьим, с бюрократизмами, но это скорее от волнения, влюбленный всегда взволнован и часто оговаривается. Впрочем, это состояние - влюбленности - наиболее благоприятствует творчеству, К примеру, именно в этом состоянии, и никаком другом - свершается продление рода человеческого или хотя бы репетиция этого славного дела.

Как настоящий интернационалист (на грани космополитизма) автор расширил многоязычие первых двух книжек: кроме русского, он широко применяет украинский, а если надо - польский, чешский, французский, немецкий, идиш и иврит. Кое-где он употребил и английский, и, неизменно, суржик - один из главных языков правящего клана. Другой язык - партъяз, то есть мат, беспартийный автор не осмелился использовать. Хотя некоторые современные литературные критики считают  табуирование (т.е.  нарушение нормированной лексики) русского языка  продолжением прозаизации литературной речи. Увы, это  началось пару веков тому и вообще завершилась  вводом матерных слов, например, творения Баркова, да и Пушкина, а в наши дни - великих стилистов Набокова-Алешковского или косящего на великого хулигана да искателя приключений на свою жопу Эдички Лимонова. И даже интеллигентного Игоря Губермана, хорошего мальчика из еврейской семьи, набравшегося плохих слов от зеков за 5 лет в лагере, куда Партия определила его на перековку поэтического пера.

Альтернативой же матерных слов в "Заметках" и несомненным украшением является разнузданное употребление эпиграфов. Здесь автор проявил определенное новаторство, не убоявшись вместо традиционных одного-двух дать целые россыпи перед многими заметками или лирическими отступлениями, а один особо полюбившийся эпиграф  (графа А.К.Толстого - про невольный звук в чужом кабинете) дал в нескольких местах - по теме. Правда, поначалу обилие эпиграфов  смущало, но потом я вспомнила, как грядущий материал каждой главы аннотировали многие писатели, например, Жюль Верн, Вал.Пикуль, Фен.Купер, помещая перед каждой главкой ее краткое содержание.

А.Кимры эпиграф подбирает к каждому узловому вопросу - трилогии в целом, отдельных книг, глав, заметок и лирических отступлений. Эпиграфы, взаимодействуя между собой и текстом "Путешествий", становятся самостоятельным образованием, играя роль предполья в битве или схватки богатырей перед сражением основных сил. Так актеры Шекспировского театра разыгрывали сценки у входа перед спектаклем в театре. Их примеру наследовала любимовская Таганка. Наконец, увертюра - ритуальная часть любой оперы, даже советской, на излюбленные производственные темы, где уже на первых тактах звучит вой вагранки да грохот парового молота, перекрываемые раскатами начальского мата.

Во всяком случае, эпиграфы в большой мере помогают автору в раскрытии образа главного лирического героя. Вроде бы самый простой маленький человек эпохи, но, вместе с тем - непревзойденный путешественник и естествоиспытатель. Ни в отечественной, ни в мировой литературе не отыщется такого, кто бы прочитал лекции на военных и научно-исследовательском судах, побывал в кабине "Бэкфайра", подводного спускаемого аппарата "Тинро-2" и космического корабля "Союз". Барражировал над побережьем Азовского моря на отечественном воздушном виндсерфере АН-2. Опускался в шахту "Краснопольевская" на глубину 51О метров. Охотился под водой Черного, Балтийского, Северного, Охотского, Киевского и Каневского морей. Кроме упомянутого АН-2, летал на всех типах самолетов, а также на малом плавающем автомобиле. Прыгал с парашютом (с вышки). Обучился мастерству командос. Спичмейкерствовал. Преподавал. Вносил немалый вклад в отечественную науку. Сельское хозяйство. Строительство. А также читал лекции, писал стихи, сатирические и лирические миниатюры, рассказы, байки, лаконичные пьесы и краткие повести (из одних названий)... И столько всего умеет - ничего при этом не имея.

По сути, он - супермен, который все может, и этот образ настоящего советского супермена наполняет нашего читателя гордостью за Родину, Партию, которые создали идеальную среду для взращивания и культивации такого фантастического Клона, невиданного в мире феномена, сочетающего в себе еврейскую сообразительность и русскую смекалку, украинскую хитрость и чукотскую неприхотливость - с постоянной совковой заряженностью на подвиг...

... потому что в советской жизни всегда есть место подвигу, только подвигу, одному лишь подвигу. И больше ничему другому, например, нормальной работе, простым человеческим чувствам. Так и живет страна - от подвига к подвигу: ВОСР-гражданская война... Халкингол... КВЖД... финская компания... ВОВ... Япония... Корея... Китай... Война...Война... Война... Война... ПЕРЕСТРОЙКА... Нагорный Карабах... Литва... Латвия... Война...

А что же с этого имеет советский человек? Правильно: похвальные грамоты, правительственные награды. Он их зарабатывает всю жизнь - награды, награды. Только награды. Одни лишь награды. Они и составляют все его состояние и достояние, они и провожают его в последний путь, когда всем уже хорошо: ему - в гробу, им - на мягких, бархатных, как "пражская осень-89", подушечках.

И тут я вместе с автором впадаю вроде в неразрешимое противоречие - с одной стороны, лирический герой трилогии - самый заурядный маленький человек, а с другой - супермен! Где же зарыта собака? А никакого противоречия нет: Партия создала такую систему, что любой выживший в несчастной стране - герой, супермен. Потому и лирический герой Алика Кимры - далеко не единственный. СССР, может все-таки и не родина слонов, но вот страна суперменов - точно. Разве не супермен кладовщик Сидоров, который при зарплате в 8О рублей накопил личной собственности (частной, как и секса, у нас нет) на миллионы (долларов)? Не супермен ли косноязычный ставропольский мальчик Миша, ставший неудачливым реформатором, но спасший мир от самой страшной - коммунистической угрозы? Он, как Колумб, искал Индию - открыл Америку. А его враг по жизни, но товарищ по Политбюро Лигачев, во-первых, избежавший умственных тестов (ведь дебил!), во-вторых, вознесшийся в N 2 громадной империи и едва не ставший N 1, в-третьих, похеривший великую П-ОЙКУ в самом зародыше роковым антиалкогольным шабашем? А буфетчица Нюрка, простым кухонным ножом нарезающая колбаску молекулярными слоями да наполняющая до краев полулитровую пивную кружку всего лишь четвертью литра? Имя им - легион.

Потому и лирический герой Кимры - именно простой типичный советский супермен, его образ - продолжение темы маленького человека на войне. Войне с громадной тупой системой, многовековой Империей Зла, агонию которой большевики продлили еще на целое столетие. Ибо, если верить прорицателям Нострадамусу и Глобе, прямому владычеству КПСС осталось несколько месяцев, хотя как это произойдет практически - трудно представить. Но после этого еще лет тридцать, даже если бросится помогать весь мир, уйдет на восстановление мало-мальски нормальной жизни.

А наш лирический герой вобрал в себя гоголевского Акакия Акакиевича, пытавшегося прикрыться от супостата хотя бы шинелкой... Швейк, товарищ Теркин-на-передовой, мистер Питкин-в-тылу-врага, Чонкин - и, наконец, в этом же ряду - герой "Путешествий", рядовой канднаук,  простой инженер-изобретатель, линейный лектор общества "Знание", заурядный доцент. В этом качестве - нового героя - он и войдет в литературу - вместе со своим королевским пуделем Атосом, который, в свою очередь, возглавит славный ряд псов-рыцарей мировой литературы, потеснив собаку Баскервилей (А.Конан-Дойль), Чарли (Д.Стейнбек), Монморенси (Д.Джером)... Не говоря уже о белом пуделе А.Куприна, Артемоне ("Буратино"), Шарике (М.Булгаков), Джиме (С.Есенин). А также пострадавшей от крепостнического произвола и российского самодержавия Муму (И.Тургенев).

Но если герои Гоголя, Чапека, Твардовского, Войновича вели неравные оборонительные бои с Империями, в основном, за свое физическое сохранение, то героя Кимры мы видим в наступательном бою, он уже нигде не спускает поганой империи, ее представителям. Вооружен пистолетом итальянского производства "ME GENERAL" достойного калибра, лицемерием интеллигентного человека, большевистской демагогией, обрезом подводного ружья РП-2 Киевского революционного завода "Арсенал", где почетным токарем - В.И.Ленин (он еще и токарь!), обучен приемам рукопашного боя (спасибо интернациональной политике Партии!), стреляет с двух рук, в падении, на звук, печатает на машинке, быстро заводит бартерные связи, а также может, подпустив слезу или посулив колготки, соблазнить любую соотечественницу.

В конце концов, может ему и не удалось охранить свою жизнь (достали таки Мирным Атомом Чернобыля), но уж свободу и независимость - свою, жены, сына и королевского пуделя Атоса - он отстоял! И сделал все, что положено настоящему мужчине: посадил дерево, построил дом, вырастил сына - и написал об этом книгу.

 .. Книгу, в которой мы наблюдаем страну глазами главного лирического героя в один из драматических моментов П-ОЙКИ, когда она испустила дух (демократии), и Клан взял курс на реставрацию прежнего Режима. Когда фортели с Верховным Советом, гласностью и другими увертками не помогли, Партия вернулась к обычной жестокости в подавлении инакомыслия,- ан народ уже не тот, в сознании П-ОЙКА все-таки произошла, король умер - да здравствует король! И обратного пути нет. Этого не понимают наши "вечно вчерашние", и потому готовы на все ради "принципов"

 ...И сегодня, верно подметил автор, главная Партийная забота - военная: П-ОЙКА армии для схваток с большими массами - миллионами экстремистов, которыми Клан считает рядовых граждан страны и провоцирует их на улицы, чтобы набить морды и хоть на какое-то время утихомирить физико-химическими средствами из современного арсенала П-ОЙКИ. Но - поздно, Товарищи, Режим уже одряхлел, как старый хрыч, который не только не может удовлетворить Даму, но и не в силах дать ей в морду за справедливые упреки.

В целом третья книга охватывает самый большой во всей трилогии период (декабрь 1989 - апрель 1991, семнадцать месяцев-мгновений П-ОЙКИ). Это больше, чем вдвое - второй книги (декабрь 1988 - июль 1989, шесть месяцев) и вчетверо - первой (ноябрь 1987 - март 1988, четыре месяца). Соответственно распределился и объем в страницах. И в них автор не навязывает читателям своего мнения, особенно тем, кто еще не уехал, но, сохраняя ностальгическую верность соцреализму, не только подвергает критике Зло, но и подсказывает верный путь борьбы с ним: ОВИР-Чоп-Будапешт-Ларнака (Кипр)-Иерусалим (возможны варианты). И в третьей книжке мы получаем однозначный ответ на главный, вопрос ПЕРЕСТРОЙКИ: To be or not to be?" - "Ехать или не ехать?" - "Yes, to be, but didn`t leave in the Empire of the Evil."